Пресса
20.02.2013
СМИ: Operanews.ru, Ati-Times
В Казани завершился очередной Шаляпинский фестиваль – 31-й по счету.Хотя цифра и не круглая, но, тем не менее, фестиваль юбилейный: 13 февраля исполнилось 140 лет со дня рождения Федора Ивановича Шаляпина. Шаляпина мы чествуем каждый год, вне зависимости от формального юбилейного повода, потому что Шаляпин – величина абсолютная, непревзойденная, авторитет непререкаемый. Избранный в качестве бренда казанского музыкального форума образ великого баса не только – приманка для любителей высокого искусства, он еще – и колоссальная ответственность. Шаляпину надо соответствовать, что совсем не просто. Юбилейный форум вполне оправдал эту претензию: качество предложенных спектаклей порадовало. Но обо всём по порядку.
Если вы спросите у любого фаната оперы из России, что он знает о Казани, то, наверно, в ста процентах случаев услышите ответ – Шаляпинский фестиваль. И такой ответ будет совершенно закономерен: за более чем три десятилетия своего существования казанский форум голосов превратился в бренд, известный каждому, кто хоть мало-мальски интересуется оперным искусством. Почти ровесник Россиниевского фестиваля в Пезаро, но организованный совершенно на иных принципах, этот исторически первый в нашем отечестве оперный смотр является сегодня прекрасно работающим механизмом, со своей идеей и своим лицом. Это событие, которого теперь ждут каждый год не только в Казани – его ждут во всей оперной России. Что будет на Шаляпинском – какая премьера, кто ставит, кто будет петь, кто из именитых вокалистов ожидается, кто впервые получил лестное приглашение принять участие в фестивале? – все эти вопросы сегодня очень важны для российского оперного контекста. Сюда специально приезжают критики и публика из российских столиц, из регионов – а это уже говорит о многом.
Шаляпинский фестиваль состоялся, утвердился уже давно. Но любопытная модель, выработанная в начале 1980-х, функционирует и сегодня, не снижая интереса к мероприятию. У фестиваля есть славное имя великого Шаляпина – которое само по себе словно магнит притягивает и любителей оперного искусства, и музыкантов. У фестиваля есть уникальное место – это и сама Казань, город редкой красоты, архитектурной цельности и в то же время разнообразия, это и Театр имени Мусы Джалиля с роскошным и удобным залом. Но самое главное – это люди, которые делают фестиваль – те, которые «болеют» идеей и ради нее готовы на многое. И может быть не все и не всегда получается идеально – главное, что тонус фестиваля необычайно высок, он просто брызжет жизненной энергией, привлекая к себе внимание все большего количества любителей академической музыки.
За треть столетия казанский феномен превратился в смотр вокальных достижений «всея Руси»: это перекресток дорог для именитых и молодых певцов со всего бывшего СССР и многих зарубежных стран. В разные годы в афише Шаляпинского значились такие славные имена как Ирина Архипова и Мария Биешу, Тамара Синявская и Ирина Богачева, Артур Эйзен и Александр Ведерников, Булат Минжилкиев и Сергей Лейферкус, Дмитрий Хворостовский и Ольга Бородина, Анатолий Кочерга и Паата Бурчуладзе, Николай Путилин и Любовь Казарновская, Леонид Сметанников и Алексей Масленников, Ольга Гурякова и Владислав Пьявко, Хибла Герзмава и Юрий Марусин, Ану Кааль и Татьяна Новикова, Владимир Огновенко и Ольга Кондина, и многие-многие другие. Престиж Шаляпинского фестиваля на сегодня весьма высок, он не ограничивается просторами бывшего СССР, но шагнул далеко за пределы одной шестой.
Старейший оперный фестиваль России сформировал и утвердил ту модель музыкального марафона, которая с небольшими модификациями позже распространилась на просторах нашей страны, именно по ней скроено большинство музыкальных форумов в странах СНГ. Самое удивительное, что эта жизнеспособная модель родилась не в Москве или Петербурге, как часто, если не в большинстве случаев бывает у нас, а в провинции.
Но, как говорится, провинция провинции рознь — и столь богатый культурными традициями город как Казань стал первопроходцем фестивального движения в нашей стране. Можно с уверенностью сказать, что, несмотря на множество фестивалей, которые появились за эти тридцать лет в России, в том числе и столичных, весьма престижных, Шаляпин-фест не утратил своих лидерских позиций.
Первые тридцать лет, которые вмещают эпоху становления фестиваля, его первых успехов и подлинного расцвета, в то же время являются годами закладки фундамента для дальнейшего развития. До сих пор Шаляпин-фест отваживался интерпретировать только шлягеры, самое популярное из классики: более тридцати оперных шедевров включала афиша фестиваля с 1982 по 2013 годы, среди которых лишь пару-тройку названий можно отнести к раритетам.
Думается, что базовый этап завершен, в Казани сформирована традиция, публике привит вкус, установлены достаточно высокие стандарты качества. Теперь такому кораблю не страшны любые бури, и он смело может позволить себе эксперимент — не только в виде нетривиальной (или даже весьма спорной) режиссерской концепции, по-новому переосмысливающей становой хребет оперного репертуара, но и путем проведения, например, тематических (монографических) фестивалей, где бы в центре внимания оказывалось творчество какого-либо композитора-классика. Полагаю, что Татарскому оперному театру в недалекой перспективе вполне по силам окажется проведение монографических фестивалей из опер Моцарта, Верди, Пуччини, Чайковского или Римского-Корсакова. Такого в России кроме Гергиева еще не делал никто.
Эта работа логически приведет к расширению и обогащению театрального репертуара, к возрождению забытых шедевров, прежде всего, русской классики, а также к знакомству казанской публики с незаезженными драгоценностями западноевропейской оперы. Возможно, стоит постепенно вернуться к первоначальной монографической идее фестиваля, когда задумывалось, что его репертуар должен состоять только из шаляпинских опер: репертуар Шаляпина колоссален, в нем много очень «вкусных», притягательных для разной публики названий.
Первая существенная новация, правда, другого рода, появилась на Шаляпинском в прошлом году и имела продолжение в нынешнем. Это визит Мариинского театра с полноценными спектаклями. В прошлом году прославленная петербургская труппа привозила «Очарованного странника» Родиона Щедрина, в этом – «Дон Кихота» Жюля Массне. Хочется надеяться, что это начало новой линии в развитии музыкального форума — участие в нём других театров России и мира. Подобная линия давно и успешно реализуется, например, на знаменитом Савонлиннском фестивале в Финляндии, в ряде других фестивальных центров, она, безусловно, плодотворна и перспективна, способна ещё более обогатить музыкальную жизнь Казани.
Для меня на нынешнем фестивале было три главных момента, три опорных точки. Первая – это, конечно, премьера «Аиды», которой фестиваль открывался. Вторая – это возвращение в афишу национального татарского репертуара – показ замечательной оперы «Любовь поэта» Резеды Ахияровой. Третья – визит Мариинки и не просто с каким-нибудь спектаклем, а с самым что ни на есть одновременно и шаляпинским, и жутко раритетным.
Любой театр, берясь за этот шедевр гения из Буссето, всегда в определенной мере идет на риск, поскольку "Аида" - это, безусловно, "опера опер", священная корова жанра, во всех отношениях обросшая вековыми штампами, нарушить которые - страшно, а не нарушить - несовременно. Настоящая "Аида" - это всегда, прежде всего, голоса, большие и роскошные, без наличия которых приступать к ней опасно, ибо здесь трудно спрятаться за одними лишь стилистическими изысками и оригинальностью интерпретации. Настоящая "Аида" - это и вампучная статуарность прим и премьеров, преувеличенная пафосность и монументальность массовых сцен, что так охотно провоцируется самим стилем большой оперы, но в то же время – и тонкий психологизм непростых сюжетных коллизий. Другими словами, несмотря на свою бесспорную репертуарность и до какой-то степени запетость на всех сценах мира, "Аида" по-прежнему – крепкий орешек для исполнителей и постановщиков.
В постановочном плане новая казанская «Аида» оказалась очень традиционным спектаклем: Юрия Александрова было просто не узнать – ни за что не скажешь, что этот же режиссер является создателем скандальной «Пиковой дамы» в родной «Санктъ-Петербургъ-опере», революционного «Семена Котко» в Мариинке или многочисленных, тиражируемых по всему постсоветском пространству «Князя Игоря» и «Дон Жуана» - образчиков концептуального подхода и обостренного самовысказывания. В «Аиде» мы видимо великолепный, праздничный «Древний Египет», каким его было принято изображать на оперной сцене десятилетиями, с роскошными костюмами, торжественными шествиями, огромными массами в духе Дзеффирелли (сценограф – Виктор Герасименко). Но если первые картины оказались оформленными несколько громоздко и тяжеловесно, то три последних по-настоящему удачны: поэтичная Сцена Нила с водной рябью при свете луны, официозная Сцена судилища, в которой допрос происходит открыто и Амнерис, словно раненая львица, мечется между жрецами и Радамесом, и заключительная сцена, в которой над местом заточения любовной пары нависает громадная и неумолимая фигура сфинкса.
Для исполнения «оперы опер» в целом был подобран удачный состав, все певцы обладают достаточной выучкой и хорошими природными данными. Оксане Крамаревой (Аида) с ее несколько жестковатым звуком, тем не менее, удавались пиано её нежной партии, не забывала она при этом и об яркой, открытой экспрессии. Амнерис Юлии Герцевой при наличии хорошего, крупного голоса понравилась больше как артистка, чем как вокалистка: она была очень естественна в диалоге с Аидой, играя коварство и лицемерие царевны, в целом же пение было порой слишком мощным, даже каким-то брутальным. Опытный Ахмед Агади рисует своего Радамеса уверенным и решительным, вокал же не подводит певца нигде: его низ не очень крепкий, зато середина – золотая, и верх – очень уверенный, яркий, звонкий. Агади радовал красивой кантиленой, ровностью и плавностью звуковедения, стабильностью исполнения. Заменивший Бориса Стаценко Юрий Ившин в партии царя эфиопов Амонасро показал крепкий, выразительный вокал и хорошую актёрскую игру: сцена с Аидой была проведена с большой отдачей, с широкой палитрой чувств. Оба баса – и Михаил Казаков (Рамфис), и Сергей Ковнир (Фараон) – звучали мощно, порадовали богатыми голосами.
Итальянский маэстро Марко Боэми, давний друг Казани, уверенно ведет хор и оркестр театра по волнам итальянской классики, задавая нужные темпы, чутко ловя вокалистов, соблюдая звуковой баланс. В его руках «Аида» оживает новыми красками, основным при всем буйстве звучности, все-таки становится лиризм, что не может не радовать, поскольку «грохочущую», «военизированную», маршеобразную «Аиду» в мире можно услышать гораздо чаще, чем проникнутую подлинным лиризмом и глубоким психологизмом.
Национальная опера «Любовь поэта» была поставлена Михаилом Панджавидзе в 2006 году и последние годы отсутствовала в репертуаре Шаляпинского фестиваля. Ее возвращение стало подлинным триумфом, поскольку автору Резеде Ахияровой удалось выразить саму суть оперного искусства, где при всех изысках гармонии и оркестровки, при стремлении к новаторству, главенствующее положение принадлежит вокальному началу. «Любовь поэта» - певческая опера, здесь есть развернутые арии-монологи, мелодика которых интересна, есть красивые ансамбли. Национальный колорит подан ненавязчиво, очень деликатно, но в то же время он весьма заметен, придавая произведению неповторимое своеобразие. У оркестра тоже есть собственные высказывания, есть даже большое интермеццо, красиво, ярко написанное, заставляющее вспомнить о лучших веристских образцах этого жанра («Сельская честь», «Манон Леско»).
Опера идет на татарском языке, который, как показалось, не очень удобен для классического пения, но в то же время артистам удается убедительно передать эмоциональное состояние своих героев. Блистательными вокально-актерскими работами отмечено исполнение Ахмеда Агади (Тукай), Альфии Каримовой (Зайтуна), Евгения Уланова (Фатых) и др. За пультом вновь маэстро Боэми, который демонстрирует подлинное мастерство и в музыке, сильно отличающейся от классического итальянского репертуара своеобразной мелодикой, ритмами, гармонией.
В центре оперы – фигура великого татарского поэта Тукая. Это очень характерно для современной оперы, как зарубежной, так и отечественной – строить сюжет оперы не вокруг каких-то драматических коллизий, но рассказывать о значительных личностях (таковы же оперы «Первый император» Тан Дуна, «Идеальный американец» Филиппа Гласса и др.). Поэт показан в разных жизненных ситуациях, но еще в большей степени – наедине со своими думами. Красной нитью через все повествование проходит чистая любовь к девушке, которая так и не была реализована в счастливом браке.
Постановка Михаила Панджавидзе классична по форме, но современна по методам реализации: в спектакле использованы новейшие технические средства, за счет чего удалось добиться панорамности изображения, кинематографичности в динамичной смене эпизодов, настроений, идей. Очень понравилась сценическая многоплановость, позволяющая народному гулянию врываться в замкнутый мир гостиничного номера поэта, скупыми, но выразительными штрихами рисующая плавание парохода «Меркурий» по Волге, с кричащей пошлостью живописующая нравы увеселительных заведений рубежа 19 – 20 веков. Спектакль получился разнообразным и целостным одновременно, в чем его большая ценность.
Работа Мариинского театра, показанная в Казани, совсем новая – премьера состоялась под занавес 2012 года. Еще при жизни Массне упрекали во вторичности этой музыке, ее малой выразительности, говорили и писали, что без такого харизматичного певца как Шаляпин, в расчете на которого и при участии которого создавалась титульная партия, произведение – нежизнеспособно. Однако история внесла свои коррективы. Да, «Дон Кихот» не достиг вершин славы таких опер Массне как «Манон» и «Вертер», однако совершенно из репертуара не выпадал, и к нему периодически обращались и обращаются басы от Николая Гяурова до Ферруччо Фурланетто. Именно последний пел премьеру в Мариинке, однако в Казани в заглавной партии выступил Аскар Абдразаков, продемонстрировавший возрожденный голос: после нескольких лет не слишком удачных выступлений, когда казалось, что карьера певца уже пошла на спад, он спел своего Дон Кихота весьма удачно по вокалу и убедительно актерски.
Музыка Массне сочетает свойственную композитору элегичность и нежный лиризм с зажигательными зарисовками в испанском духе – с танцами, стуком кастаньет, ревом толпы. В опере есть контрасты, вносящие разнообразие в партитуру. Все это с лихвой удалось воплотить хору и оркестру Мариинского театра, прозвучавшим едва ли не эталонно: звук упругий, энергичный, собранный. Маэстро Гергиев ведет свой корабль уверенно, умея заразить собственным энтузиазмом по возрождению полузабытой оперы и артистов, и публику.
Помимо Абдразакова, показавшего очень зрелую, впечатляющую работу, центральных персонажей воплощали Анна Кикнадзе (Дульсинея) и Андрей Серов (Санчо Панса). Первая не поразила: казалось бы, по внешним данным лучшей Дульсинеи и не сыскать – красивая молодая женщина, с яркой южной внешностью – чем не прекрасная испанка? Беда в том, что опера – не кино, и не драма, здесь еще и петь надо. А с этим было не все благополучно: и если не вполне меццо-сопрано Кикнадзе, в котором очень много мелкого, сопранового звучания, еще можно пережить (партия возлюбленной Кихота однозначно не позиционируется, ее певали и меццо, и крепкие сопрано), то сипотца в подвижных пассажах и проблемы с регистровкой вызывали сожаление. Зато совсем иное впечатление оставил бывший геликоновец Серов, создавший без преувеличения незабываемый образ верного слуги странствующего рыцаря. Удивительное дело, Серов сыграл роль блистательно – ярко, с искристой бравадой, иногда даже слишком лихо комикуя на сцене, но это ничуть не отразилось на собственно партии, нигде актер Серов не принес в жертву артистизму чистоту вокальной линии, чувство стиля.
Постановка Янниса Коккоса оставила приятное впечатление. Умелая организация сценического пространства, яркая театральность, узнаваемые визуальные символы, цветовые контрасты – все работало на создание атмосферы позднефеодальной Испании, такой опасной, и такой притягательной. В центре действия – гигантская развернутая книга, роман Сервантеса, с его страниц приходят к зрителям вечные образы легко узнаваемых героев. Одни из самых пронзительных моментов спектакля – лирические сцены, моменты остановки действия, раздумий, рефлексии. Постановщику изрядно удается передать атмосферу позднеромантической оперы – пусть и не самой гениальной, но, безусловно, красивой и мастеровитой, познакомиться с которой – не грех никому.
Приезд Мариинского театра – достойная и очень логичная точка Шаляпинского фестиваля. Она безусловно важна в культурном контексте столицы Татарстана. Будем надеяться, что второй приезд – не последний, более того, пожелаем Шаляпинскому фестивалю новых коллективов-гастролеров, чтобы звание оперной мекки России Казань продолжала носить по праву.
Три вершины Шаляпинского фестиваля
Автор: Александр МатусевичСМИ: Operanews.ru, Ati-Times
В Казани завершился очередной Шаляпинский фестиваль – 31-й по счету.Хотя цифра и не круглая, но, тем не менее, фестиваль юбилейный: 13 февраля исполнилось 140 лет со дня рождения Федора Ивановича Шаляпина. Шаляпина мы чествуем каждый год, вне зависимости от формального юбилейного повода, потому что Шаляпин – величина абсолютная, непревзойденная, авторитет непререкаемый. Избранный в качестве бренда казанского музыкального форума образ великого баса не только – приманка для любителей высокого искусства, он еще – и колоссальная ответственность. Шаляпину надо соответствовать, что совсем не просто. Юбилейный форум вполне оправдал эту претензию: качество предложенных спектаклей порадовало. Но обо всём по порядку.
Если вы спросите у любого фаната оперы из России, что он знает о Казани, то, наверно, в ста процентах случаев услышите ответ – Шаляпинский фестиваль. И такой ответ будет совершенно закономерен: за более чем три десятилетия своего существования казанский форум голосов превратился в бренд, известный каждому, кто хоть мало-мальски интересуется оперным искусством. Почти ровесник Россиниевского фестиваля в Пезаро, но организованный совершенно на иных принципах, этот исторически первый в нашем отечестве оперный смотр является сегодня прекрасно работающим механизмом, со своей идеей и своим лицом. Это событие, которого теперь ждут каждый год не только в Казани – его ждут во всей оперной России. Что будет на Шаляпинском – какая премьера, кто ставит, кто будет петь, кто из именитых вокалистов ожидается, кто впервые получил лестное приглашение принять участие в фестивале? – все эти вопросы сегодня очень важны для российского оперного контекста. Сюда специально приезжают критики и публика из российских столиц, из регионов – а это уже говорит о многом.
Шаляпинский фестиваль состоялся, утвердился уже давно. Но любопытная модель, выработанная в начале 1980-х, функционирует и сегодня, не снижая интереса к мероприятию. У фестиваля есть славное имя великого Шаляпина – которое само по себе словно магнит притягивает и любителей оперного искусства, и музыкантов. У фестиваля есть уникальное место – это и сама Казань, город редкой красоты, архитектурной цельности и в то же время разнообразия, это и Театр имени Мусы Джалиля с роскошным и удобным залом. Но самое главное – это люди, которые делают фестиваль – те, которые «болеют» идеей и ради нее готовы на многое. И может быть не все и не всегда получается идеально – главное, что тонус фестиваля необычайно высок, он просто брызжет жизненной энергией, привлекая к себе внимание все большего количества любителей академической музыки.
За треть столетия казанский феномен превратился в смотр вокальных достижений «всея Руси»: это перекресток дорог для именитых и молодых певцов со всего бывшего СССР и многих зарубежных стран. В разные годы в афише Шаляпинского значились такие славные имена как Ирина Архипова и Мария Биешу, Тамара Синявская и Ирина Богачева, Артур Эйзен и Александр Ведерников, Булат Минжилкиев и Сергей Лейферкус, Дмитрий Хворостовский и Ольга Бородина, Анатолий Кочерга и Паата Бурчуладзе, Николай Путилин и Любовь Казарновская, Леонид Сметанников и Алексей Масленников, Ольга Гурякова и Владислав Пьявко, Хибла Герзмава и Юрий Марусин, Ану Кааль и Татьяна Новикова, Владимир Огновенко и Ольга Кондина, и многие-многие другие. Престиж Шаляпинского фестиваля на сегодня весьма высок, он не ограничивается просторами бывшего СССР, но шагнул далеко за пределы одной шестой.
Старейший оперный фестиваль России сформировал и утвердил ту модель музыкального марафона, которая с небольшими модификациями позже распространилась на просторах нашей страны, именно по ней скроено большинство музыкальных форумов в странах СНГ. Самое удивительное, что эта жизнеспособная модель родилась не в Москве или Петербурге, как часто, если не в большинстве случаев бывает у нас, а в провинции.
Но, как говорится, провинция провинции рознь — и столь богатый культурными традициями город как Казань стал первопроходцем фестивального движения в нашей стране. Можно с уверенностью сказать, что, несмотря на множество фестивалей, которые появились за эти тридцать лет в России, в том числе и столичных, весьма престижных, Шаляпин-фест не утратил своих лидерских позиций.
Первые тридцать лет, которые вмещают эпоху становления фестиваля, его первых успехов и подлинного расцвета, в то же время являются годами закладки фундамента для дальнейшего развития. До сих пор Шаляпин-фест отваживался интерпретировать только шлягеры, самое популярное из классики: более тридцати оперных шедевров включала афиша фестиваля с 1982 по 2013 годы, среди которых лишь пару-тройку названий можно отнести к раритетам.
Думается, что базовый этап завершен, в Казани сформирована традиция, публике привит вкус, установлены достаточно высокие стандарты качества. Теперь такому кораблю не страшны любые бури, и он смело может позволить себе эксперимент — не только в виде нетривиальной (или даже весьма спорной) режиссерской концепции, по-новому переосмысливающей становой хребет оперного репертуара, но и путем проведения, например, тематических (монографических) фестивалей, где бы в центре внимания оказывалось творчество какого-либо композитора-классика. Полагаю, что Татарскому оперному театру в недалекой перспективе вполне по силам окажется проведение монографических фестивалей из опер Моцарта, Верди, Пуччини, Чайковского или Римского-Корсакова. Такого в России кроме Гергиева еще не делал никто.
Эта работа логически приведет к расширению и обогащению театрального репертуара, к возрождению забытых шедевров, прежде всего, русской классики, а также к знакомству казанской публики с незаезженными драгоценностями западноевропейской оперы. Возможно, стоит постепенно вернуться к первоначальной монографической идее фестиваля, когда задумывалось, что его репертуар должен состоять только из шаляпинских опер: репертуар Шаляпина колоссален, в нем много очень «вкусных», притягательных для разной публики названий.
Первая существенная новация, правда, другого рода, появилась на Шаляпинском в прошлом году и имела продолжение в нынешнем. Это визит Мариинского театра с полноценными спектаклями. В прошлом году прославленная петербургская труппа привозила «Очарованного странника» Родиона Щедрина, в этом – «Дон Кихота» Жюля Массне. Хочется надеяться, что это начало новой линии в развитии музыкального форума — участие в нём других театров России и мира. Подобная линия давно и успешно реализуется, например, на знаменитом Савонлиннском фестивале в Финляндии, в ряде других фестивальных центров, она, безусловно, плодотворна и перспективна, способна ещё более обогатить музыкальную жизнь Казани.
Для меня на нынешнем фестивале было три главных момента, три опорных точки. Первая – это, конечно, премьера «Аиды», которой фестиваль открывался. Вторая – это возвращение в афишу национального татарского репертуара – показ замечательной оперы «Любовь поэта» Резеды Ахияровой. Третья – визит Мариинки и не просто с каким-нибудь спектаклем, а с самым что ни на есть одновременно и шаляпинским, и жутко раритетным.
Любой театр, берясь за этот шедевр гения из Буссето, всегда в определенной мере идет на риск, поскольку "Аида" - это, безусловно, "опера опер", священная корова жанра, во всех отношениях обросшая вековыми штампами, нарушить которые - страшно, а не нарушить - несовременно. Настоящая "Аида" - это всегда, прежде всего, голоса, большие и роскошные, без наличия которых приступать к ней опасно, ибо здесь трудно спрятаться за одними лишь стилистическими изысками и оригинальностью интерпретации. Настоящая "Аида" - это и вампучная статуарность прим и премьеров, преувеличенная пафосность и монументальность массовых сцен, что так охотно провоцируется самим стилем большой оперы, но в то же время – и тонкий психологизм непростых сюжетных коллизий. Другими словами, несмотря на свою бесспорную репертуарность и до какой-то степени запетость на всех сценах мира, "Аида" по-прежнему – крепкий орешек для исполнителей и постановщиков.
В постановочном плане новая казанская «Аида» оказалась очень традиционным спектаклем: Юрия Александрова было просто не узнать – ни за что не скажешь, что этот же режиссер является создателем скандальной «Пиковой дамы» в родной «Санктъ-Петербургъ-опере», революционного «Семена Котко» в Мариинке или многочисленных, тиражируемых по всему постсоветском пространству «Князя Игоря» и «Дон Жуана» - образчиков концептуального подхода и обостренного самовысказывания. В «Аиде» мы видимо великолепный, праздничный «Древний Египет», каким его было принято изображать на оперной сцене десятилетиями, с роскошными костюмами, торжественными шествиями, огромными массами в духе Дзеффирелли (сценограф – Виктор Герасименко). Но если первые картины оказались оформленными несколько громоздко и тяжеловесно, то три последних по-настоящему удачны: поэтичная Сцена Нила с водной рябью при свете луны, официозная Сцена судилища, в которой допрос происходит открыто и Амнерис, словно раненая львица, мечется между жрецами и Радамесом, и заключительная сцена, в которой над местом заточения любовной пары нависает громадная и неумолимая фигура сфинкса.
Для исполнения «оперы опер» в целом был подобран удачный состав, все певцы обладают достаточной выучкой и хорошими природными данными. Оксане Крамаревой (Аида) с ее несколько жестковатым звуком, тем не менее, удавались пиано её нежной партии, не забывала она при этом и об яркой, открытой экспрессии. Амнерис Юлии Герцевой при наличии хорошего, крупного голоса понравилась больше как артистка, чем как вокалистка: она была очень естественна в диалоге с Аидой, играя коварство и лицемерие царевны, в целом же пение было порой слишком мощным, даже каким-то брутальным. Опытный Ахмед Агади рисует своего Радамеса уверенным и решительным, вокал же не подводит певца нигде: его низ не очень крепкий, зато середина – золотая, и верх – очень уверенный, яркий, звонкий. Агади радовал красивой кантиленой, ровностью и плавностью звуковедения, стабильностью исполнения. Заменивший Бориса Стаценко Юрий Ившин в партии царя эфиопов Амонасро показал крепкий, выразительный вокал и хорошую актёрскую игру: сцена с Аидой была проведена с большой отдачей, с широкой палитрой чувств. Оба баса – и Михаил Казаков (Рамфис), и Сергей Ковнир (Фараон) – звучали мощно, порадовали богатыми голосами.
Итальянский маэстро Марко Боэми, давний друг Казани, уверенно ведет хор и оркестр театра по волнам итальянской классики, задавая нужные темпы, чутко ловя вокалистов, соблюдая звуковой баланс. В его руках «Аида» оживает новыми красками, основным при всем буйстве звучности, все-таки становится лиризм, что не может не радовать, поскольку «грохочущую», «военизированную», маршеобразную «Аиду» в мире можно услышать гораздо чаще, чем проникнутую подлинным лиризмом и глубоким психологизмом.
Национальная опера «Любовь поэта» была поставлена Михаилом Панджавидзе в 2006 году и последние годы отсутствовала в репертуаре Шаляпинского фестиваля. Ее возвращение стало подлинным триумфом, поскольку автору Резеде Ахияровой удалось выразить саму суть оперного искусства, где при всех изысках гармонии и оркестровки, при стремлении к новаторству, главенствующее положение принадлежит вокальному началу. «Любовь поэта» - певческая опера, здесь есть развернутые арии-монологи, мелодика которых интересна, есть красивые ансамбли. Национальный колорит подан ненавязчиво, очень деликатно, но в то же время он весьма заметен, придавая произведению неповторимое своеобразие. У оркестра тоже есть собственные высказывания, есть даже большое интермеццо, красиво, ярко написанное, заставляющее вспомнить о лучших веристских образцах этого жанра («Сельская честь», «Манон Леско»).
Опера идет на татарском языке, который, как показалось, не очень удобен для классического пения, но в то же время артистам удается убедительно передать эмоциональное состояние своих героев. Блистательными вокально-актерскими работами отмечено исполнение Ахмеда Агади (Тукай), Альфии Каримовой (Зайтуна), Евгения Уланова (Фатых) и др. За пультом вновь маэстро Боэми, который демонстрирует подлинное мастерство и в музыке, сильно отличающейся от классического итальянского репертуара своеобразной мелодикой, ритмами, гармонией.
В центре оперы – фигура великого татарского поэта Тукая. Это очень характерно для современной оперы, как зарубежной, так и отечественной – строить сюжет оперы не вокруг каких-то драматических коллизий, но рассказывать о значительных личностях (таковы же оперы «Первый император» Тан Дуна, «Идеальный американец» Филиппа Гласса и др.). Поэт показан в разных жизненных ситуациях, но еще в большей степени – наедине со своими думами. Красной нитью через все повествование проходит чистая любовь к девушке, которая так и не была реализована в счастливом браке.
Постановка Михаила Панджавидзе классична по форме, но современна по методам реализации: в спектакле использованы новейшие технические средства, за счет чего удалось добиться панорамности изображения, кинематографичности в динамичной смене эпизодов, настроений, идей. Очень понравилась сценическая многоплановость, позволяющая народному гулянию врываться в замкнутый мир гостиничного номера поэта, скупыми, но выразительными штрихами рисующая плавание парохода «Меркурий» по Волге, с кричащей пошлостью живописующая нравы увеселительных заведений рубежа 19 – 20 веков. Спектакль получился разнообразным и целостным одновременно, в чем его большая ценность.
Работа Мариинского театра, показанная в Казани, совсем новая – премьера состоялась под занавес 2012 года. Еще при жизни Массне упрекали во вторичности этой музыке, ее малой выразительности, говорили и писали, что без такого харизматичного певца как Шаляпин, в расчете на которого и при участии которого создавалась титульная партия, произведение – нежизнеспособно. Однако история внесла свои коррективы. Да, «Дон Кихот» не достиг вершин славы таких опер Массне как «Манон» и «Вертер», однако совершенно из репертуара не выпадал, и к нему периодически обращались и обращаются басы от Николая Гяурова до Ферруччо Фурланетто. Именно последний пел премьеру в Мариинке, однако в Казани в заглавной партии выступил Аскар Абдразаков, продемонстрировавший возрожденный голос: после нескольких лет не слишком удачных выступлений, когда казалось, что карьера певца уже пошла на спад, он спел своего Дон Кихота весьма удачно по вокалу и убедительно актерски.
Музыка Массне сочетает свойственную композитору элегичность и нежный лиризм с зажигательными зарисовками в испанском духе – с танцами, стуком кастаньет, ревом толпы. В опере есть контрасты, вносящие разнообразие в партитуру. Все это с лихвой удалось воплотить хору и оркестру Мариинского театра, прозвучавшим едва ли не эталонно: звук упругий, энергичный, собранный. Маэстро Гергиев ведет свой корабль уверенно, умея заразить собственным энтузиазмом по возрождению полузабытой оперы и артистов, и публику.
Помимо Абдразакова, показавшего очень зрелую, впечатляющую работу, центральных персонажей воплощали Анна Кикнадзе (Дульсинея) и Андрей Серов (Санчо Панса). Первая не поразила: казалось бы, по внешним данным лучшей Дульсинеи и не сыскать – красивая молодая женщина, с яркой южной внешностью – чем не прекрасная испанка? Беда в том, что опера – не кино, и не драма, здесь еще и петь надо. А с этим было не все благополучно: и если не вполне меццо-сопрано Кикнадзе, в котором очень много мелкого, сопранового звучания, еще можно пережить (партия возлюбленной Кихота однозначно не позиционируется, ее певали и меццо, и крепкие сопрано), то сипотца в подвижных пассажах и проблемы с регистровкой вызывали сожаление. Зато совсем иное впечатление оставил бывший геликоновец Серов, создавший без преувеличения незабываемый образ верного слуги странствующего рыцаря. Удивительное дело, Серов сыграл роль блистательно – ярко, с искристой бравадой, иногда даже слишком лихо комикуя на сцене, но это ничуть не отразилось на собственно партии, нигде актер Серов не принес в жертву артистизму чистоту вокальной линии, чувство стиля.
Постановка Янниса Коккоса оставила приятное впечатление. Умелая организация сценического пространства, яркая театральность, узнаваемые визуальные символы, цветовые контрасты – все работало на создание атмосферы позднефеодальной Испании, такой опасной, и такой притягательной. В центре действия – гигантская развернутая книга, роман Сервантеса, с его страниц приходят к зрителям вечные образы легко узнаваемых героев. Одни из самых пронзительных моментов спектакля – лирические сцены, моменты остановки действия, раздумий, рефлексии. Постановщику изрядно удается передать атмосферу позднеромантической оперы – пусть и не самой гениальной, но, безусловно, красивой и мастеровитой, познакомиться с которой – не грех никому.
Приезд Мариинского театра – достойная и очень логичная точка Шаляпинского фестиваля. Она безусловно важна в культурном контексте столицы Татарстана. Будем надеяться, что второй приезд – не последний, более того, пожелаем Шаляпинскому фестивалю новых коллективов-гастролеров, чтобы звание оперной мекки России Казань продолжала носить по праву.
