В Казани в этом году прошел уже 33-й Шаляпинский оперный фестиваль – старейший в нашей стране музыкальный форум, обирающий сливки вокала постсоветского пространства, а иногда и дальнего зарубежья. Традиционно в феврале Казань превращается в оперную столицу России: всех опероманов страны интересует – что дают на Шаляпинском, кто поет и кто дирижирует, что значится в качестве премьеры? 33-й фестиваль посвящен знаменательной дате – 140-летию начала регулярных оперных сезонов в богатом волжском городе, давшем миру великого Шаляпина, прославившего русскую вокальную школу и русское искусство. С того момента экзотический итальянский цветок прочно обосновался на волжских берегах, и вот уже почти восемь десятилетий эту традицию поддерживает Татарский академический театр оперы и балета имени Мусы Джалиля.

Юбилейный сезон Казанская Опера проводит ярко: множеством событий и премьер, как всегда грандиозным Шаляпинским фестивалем, гастролями в Европе. Шаляпинский фестиваль сегодня – это яркое свидетельство того, насколько жива оперная традиция в Казани в наше время. «Театр уж полон, ложи блещут» - это, безусловно, и про Татарский театр оперы и балета имени Мусы Джалиля, который действительно всегда полон своей преданной, благодарной публикой. Когда более тридцати лет назад директор театра Рауфаль Мухаметзянов только задумывал этот форум, в оперу в Казани не ходили, залы были полупусты – несмотря на вековую традицию, интерес к оперному искусству здесь в начале 80-х годов прошлого века находился на очень низком уровне. Мухаметзянову удалось ситуацию изменить: сегодня в его театр охотно приходят не только в фестивальные дни – приходят всегда: на премьеры и рядовые спектакли, на оперу и на балет… Да и рядовых спектаклей в Казани почти не осталось, ибо театр считает делом чести быть интересным своей публике всегда, стараясь для этого держать высокий уровень постановок, приглашать в них интересных гастролеров, постоянно баловать слушателя новыми именами. Политика мудрая и одновременно самая естественная, удивительно, что не везде еще учли ее очевидные плоды. На Шаляпинском безусловно уже давно сложились свои традиции. Если характеризовать их кратко, то наверно будет правильно сказать так – продолжительный вокалоцентричный фестиваль консервативной эстетики. В этом году Шаляпинский длится семнадцать дней – обычная для него продолжительность, и надо заметить, что и по российским, и по европейским меркам – это очень даже немало. Главная идея, главная приманка фестивальной афиши – это певцы, которых собирают со всего постсоветского пространства и иногда из дальнего зарубежья, стараясь насытить репертуарные спектакли театра, выносимые в афишу форума, первоклассным вокалом. Есть певцы, которые поют здесь из года в год, являясь признанными любимцами казанской публики, есть те, кто приехал впервые на фестиваль – за три десятка лет в Казани перебывали, пожалуй, все самые значительные вокалисты бывшего СССР, и поистине Шаляпинский стал счастливым перекрестком вокальных дорог для многих и многих очень достойных исполнителей. Сама же афиша Шаляпинского – весьма традиционна, если не консервативна: за редким исключением в ней – только хиты, самые популярные оперы русского, итальянского и французского репертуара. Лишь очень изредка фестиваль позволяет себе включить в свой график что-то эксклюзивное, и это не хорошо, и не плохо – это одна из черт его лица: фестиваля консервативного, фестиваля-праздника, рассчитанного на вкусы широкой публики, рядового меломана. Режиссерские новации интересуют фестиваль также не очень сильно: ярко экспериментальные спектакли, пресловутая «режопера» здесь не частый гость (хотя иногда такие постановки появляются), ибо фестиваль ориентируется прежде всего на ценителей прекрасного пения, и совсем мало – на любителей театральных экспериментов. 33-й фестиваль подарил своей публике встречу с одиннадцатью шедеврами оперной литературы. Бесспорно лидирует итальянская опера (семь спектаклей), кроме нее – две русских (традиционно в день рождения Шаляпина 13 февраля дают «Бориса Годунова» - оперу, в которой легендарный бас прославился на весь мир: на этот раз в титульной партии блистает любимец казанской публики Михаил Казаков; другое русское название фестиваля не менее культовое – «Евгений Онегин», в котором бесспорно вокальное и артистическое мастерство московского солиста Василия Ладюка), одна французская и эксклюзив последних лет (прошлого Шаляпинского и культурной программы Универсиады-2013) – опера американская. Самой свежей постановкой, показанной на фестивале, является «Любовный напиток», которого петербургский режиссер Юрий Александров. Доницетти – особый композитор в биографии маэстро. Он написал около семидесяти опер, а Александров поставил около восьмидесяти спектаклей по доницеттиевским названиям, многие впервые в России (в созданном им театре «Санкт-Петербург-опера» и на других сценах страны), некоторые – не по одному разу,  за что и получил памятную медаль пропагандиста творчества Доницетти в Бергамо, на родине композитора. Среди названий, к которым Александров обращался не раз – «Любовный напиток», являющейся одной из самых популярных в мире опер бергамасского мастера. Его удачный спектакль по этому произведению семь лет назад появился в московской «Новой опере» и именно его режиссёр решил воспроизвести на казанской сцене, правда, несколько обновив. Таким образом, спектакль не вполне нов сам по себе, но для Казани – это новация: сегодняшняя мировая практика переносов и возобновлений успешно применяется и в Татарстане. Порадовало то, что на сей раз Александров никого не стал вводить в заблуждение, как то бывало не раз прежде, и сразу и честно сказал, что казанский вариант – клон московского.

Комическая опера, а «Напиток» является безусловным шедевром именно этого жанрового амплуа, в силу своей природы допускает многое – не терпит лишь скуки. Александров, чьи постановки «серьёзных» опер нередко вызывают недоумение (таковыми были его «Онегин», «Пиковая», «Князь Игорь» или «Дон-Жуан» на разных сценах постСССР), в буффонной стихии чувствует себя лучше всего.

Его казанский «Напиток» - лишнее тому подтверждение: он сверх меры насытил спектакль «движухой» всякого рода, и, несмотря на кажущуюся, на первый взгляд, избыточность оной, в целом выиграл. Первая картина, в которой самовлюбленная Адина читает куртуазный роман о любви Тристана к Изольде, удивляет своим оформлением – будто вы оказались на спектакле «Риголетто», или смотрите последний акт «Бала-маскарада», или «что-нибудь про Венецию»: герои, хор и миманс разодеты в маски, перья, каких-то немыслимо-вызывающих цветов трико и т.п. Александров объясняет это тем, что ему хотелось сопоставить и даже противопоставить мир реальности и мир фантазии, искусства, сказки. Мир реальности более чем реален: это двор-колодец, не то питерский, не то московский, не то казанский (скорее последнее, судя по флагу Татарстана, развевающемуся над подъездом многоэтажки) со всеми своими «прелестями» - стайками вечно веселых алкашей в «трениках» и пиджаках на голое тело, судачащими обо всем на свете кумушками, вульгарными красавицами не первой свежести на любой вкус и пр. Здесь-то и обитает недотёпа Неморино, чей образ неунывающего неудачника решен абсолютно традиционно. Традиционна и Адина – кокетка свыше всякой меры, причем кокетка поначалу совсем не добрая: возможно, только мягкое сердце Неморино в конечном итоге сумело несколько разжалобить эту капризную и своенравную девицу. Белькоре – вояка а ля Дон Кихот, он – представитель той «нереальной реальности», которую режиссер тщательно воссоздавал в им придуманном прологе. А вот доктор Дулькамара как раз представитель «мира дольнего» - по своим повадкам он чем-то напоминает мелкого мошенника и в то же время вожака местных шулеров.Спектакль полон пусть порой нелогичных (как кажется на первый взгляд) и иногда непонятных, но весьма занимательных гэгов, его интересно смотреть. Чего только стоит фигура уморительной «Чио-Чио-сан» - мимической старушки на инвалидной коляске, периодически «откалывающей» на сцене совершенно невообразимые номера! Спектакль в целом порождает атмосферу праздника, настоящей комической оперы, и тем он ценен! Казанский «Напиток» украсили московские вокалисты. Евгения Афанасьева из Театра Станиславского предстала сексапильной красавицей, поющей нежным и искусным лирическим сопрано. Хорош был и Нурлан Бекмухамбетов из «Новой оперы»: его тембр не отличается сногсшибательной красотой, звук резковат и узковат, но владение голосом достойное и хит «Una furtivа lagrima» убеждает. Качественный вокал продемонстрировал и солист того же театра Илья Кузьмин (Белькоре) - ровный, стабильный, даже красивый баритон с хорошей школой и весьма артистичный. Ярким комизмом наполнил роль Дулькамары Олег Диденко из Театра Покровского. Голландец Винсент де Корт ведёт оперу с несвойственной северянину темпераментностью, но держит всё под контролем: ансамбли собраны, хоры (хормейстер Любовь Дразнина) звучат, солисты при максимуме свободы вокализации строго вписаны в темпо-ритмическую сетку. Оркестр Казанской Оперы чутко отзывается на руку маэстро и музицирует с настроением: импульсы позитива, идущие со сцены и из ямы, счастливо совпадают, делая открытие сезона по-настоящему праздничным.В александровской же режиссуре идут другие итальянские хиты – супер-традиционная «Аида» и ультра-буффонный «Севильский цирюльник», премьеры предыдущих двух Шаляпин-фестов: плотное сотрудничество с маститым маэстро у фестиваля началось сравнительно недавно и будет продолжено в следующем году «Пиковой дамой». Второе фестивальное режиссерское имя – Михаил Панджавидзе: его работ целых пять, включая редакцию баратовского «Бориса Годунова», перенесенного в 2005-м из Большого театра. Среди его оригинальных спектаклей – спорная трагическая «Турандот» без признанного финала Альфано,вызывавшая непонимание у оперных пуристов; «Онегин», пропитанный пушкинской поэтикой – истинно «лирические сцены», как и хотел Пётр Ильич; «Баттерфляй», начинающаяся с атомной бомбардировки Нагасаки в 1945-м тем самым сыном героини-самоубийцы, увезенным когда-то с родины ветреным папашей-янки и ввергшем неведомый ему родной город в ад (безусловно, смелая фантазия режиссера, но какая пронзительная!); визуально традиционный, но режиссерски очень многозначный, тонкий «Риголетто» - все спектакли исключительно интересные как оригинальные театральные высказывания. Панджавидзе в течение десятка лет был главным лицом по части оперной режиссуры в Казани (наряду с чередой более-менее традиционных спектаклей именно ему принадлежит и редкая в здешней афише авангардная «Лючия ди Ламмермур»), и надо заметить, что тот период – отнюдь не худший в истории театра и фестиваля, доказательство чему – нынешняя фестивальная афиша. Помимо спектаклей Александрова и Панджавидзе в афише нынешнего Шаляпинского – по одной работе россиянина Георгия Ковтуна («Кармен») и француженки Жаннет Астер («Травиата»). Если о последней справедливо сказать, что это добротная традиционная постановка, не лишенная изящества и искренности, хотя и не отягощенная особой режиссерской индивидуальностью, то о первой вообще что-то позитивное сказать трудно – эта без меры и вкуса «обалетизированная» версия оперы Бизе с неубедительной музыкальной редактурой и вульгарно-прямолинейной сценографией смотрится нафталином и вампукой даже по консервативным казанским меркам. Впрочем, на вокалоцентричном форуме, где главный герой – Его Величество Певец, всё же уместней говорить о музыкальных впечатлениях. Наиболее яркие – от концертного исполнения того самого американского эксклюзива – великой оперы Джорджа Гершвина «Порги и Бесс». Основу каста составили негритянские вокалисты – мощный и проникновенный бас-баритон Деррик Лоуренс (Порги), импульсивная и женственная сопрано Мириам Кларк (Бесс), брутальный баритон Лестер Линч (Краун), с необыкновенно яркой актерской харизмой тенор Рональд Самм (Спортинг Лайф), красивейший баритон шоколадного тембра Нейл Нельсон (Джейк), трепетное сопрано Селия Сотомайор (Клара), убедительная в скорбных ламентациях сопрано Индра Томас (Сирина). Темнокожие артисты прекрасно чувствуют себя в родном музыкальном материале, их пение и игру отличают экспрессия, сценическая свобода, отличный свинг, что абсолютно ожидаемо в родной для них музыкальной стихии. Настоящим сюрпризом исполнения оказалось то, насколько московские (Александра Саульская-Шулятьева) и казанские (Олег Мачин, Юрий Петров, Влада Боровко и др.) солисты, хор многоопытного хормейстера Любови Дразниной и оркестр театра под управлением итальянского маэстро Марко Боэми вжились в эту вселенную американской музыки – было полное впечатление, что джаз – абсолютно естественная, каждодневная их территория, а по уровню эмоциональной отдачи отечественные исполнители ничуть не уступают заокеанским. Публика была совершенно покорена таким высочайшим уровнем исполнения – не слишком знакомая опера принималась с неподдельным восторгом, а финальную сцену оглушительные овации казанцев заставили бисировать.Если афро-американские солисты убедили, то приглашенные в «Аиду» итальянцы – не вполне. Двухметрового роста статный красавец Дарио ди Виетри (Радамес) обладает солнечным тенором павароттиевского типа с очаровательным тембром и свободными, яркими верхами, но вот выразительности его пению пока не хватает (певец весьма молод), а сценическая скованность превратила египетского полководца в абсолютно инфантильное создание. Сусанна Бранкини (Аида) хорошо владеет своим голосом, ее техника на уровне, позволяет ей без потерь господствовать в ансамблях и в то же время источать убедительные пианиссими в Сцене Нила, но сам голос по его тембральным характеристикам интересным едва ли можно назвать. Меццо Аннунциата Вестри (Амнерис) элементарно не хватало силы звука, выразительного нижнего регистра и стабильности верхнего, отчего ее героиня оказалась вокально пресной, а ключевая Сцена судилища особого впечатления не произвела. На фоне итальянцев Михаил Казаков (Рамфис) и Лестер Линч (Амонасро) смотрелись настоящими премьерами: оба были абсолютно органичны и вокально, и актерски в своих столь разных партиях-ролях – жрец был по-настоящему страшен в своей жестокости, а плененный царь эфиопов – захватывающ в своем стихийном неистовстве и отваге. Вообще отечественные вокалисты как из столичных, так и из местного театров оставили стабильно благоприятное впечатление. Красоту голоса и впечатляющую вокальную культуру явила Елена Максимова в партии Кармен – прибавить к этому буйный темперамент и яркую сексуальность и образ севильской цыганки получился бы абсолютно классическим, если бы не белокурая копна волос (певица не пожелала выступать в парике), которая очень мешала этому в целом традиционному, но яркому решению. Мариинец Ахмед Агади (Хозе) вновь порадовал манким, огненным пением, а вот Павел Кудинов (Эскамильо), ныне работающий главным образом в Германии, сделал своего тореадора лишь стабильным, но не захватывающим. Уверенно исполнила партию Микаэлы Екатерина Гончарова из Мариинского театра, хотя иногда звуковедению недоставало изящества. Настоящим праздником вокала оказался «Севильский цирюльник»: питерский баритон Владимир Мороз (Фигаро), московские вокалисты Алексей Татаринцев (Альмавива), Виктория Яровая (Розина), Дмитрий Овчинников (Бартоло) и другие продемонстрировали воистину стандарт россиниевского пения – красоту кантилены, изящество колоратур, убедительность верхних нот, а кроме того – живость игры, абсолютно естественное и не вредящее вокалу существование в гипертрофированно комедийной постановке Ю. Александрова. Не менее убедительна была и казанская певица Зоя Церерина (Берта). К сожалению «Мадам Баттерфляй» столь же органичной не стала – актерские работы в этой постановке убедили все, а вот к вокалу остались вопросы. Интереснейший спектакль М. Панджавидзе во многом поставлен в расчете на индивидуальность китайской сопрано Сишенг Йи, которая, бесспорно, исключительно органична в роли юной японки, создаваемый ею образ достоверен и трогателен, но, увы, качество голоса певицы оставляет желать лучшего – более чем ситцевого тембра, да еще и недостаточно мощный, он не справляется с экспрессивными пуччиниевскими кульминациями, несмотря даже на приличное техническое владение им. Под стать ей был и блеклый вокал Андрея Григорьева (Шарплес). Зато удачны два других протагониста – Георгий Ониани, обладатель стального, зычного тенора был убедителен в партии легкомысленного Пинкертона, в то время как Зоя Церерина своим теплым и сочным меццо создала трогательный, почти материнский образ верной служанки Сузуки. По традиции Шаляпинский фестиваль венчал гала-концерт, повторенный дважды, на котором все звезды вокала – многочисленные приглашенные и местные казанские  – дарят публике хиты оперной музыки, ставя уверенную финальную точку в очередном празднике высокого искусства и одновременно приглашая к продолжению разговора – на 34-м Шаляпинском в 2016 году.