Любой разговор о «Трубадуре» почти неизменно начинается с пресловутого запутанного сюжета и легендарной бутылки кьянти, обещанной в награду тому, кто сумеет четко и без запинки его пересказать, но до сих пор остающейся нераспечатанной. В каждой легенде всегда есть доля легенды. Но, так или иначе, постановка «Трубадура» - занятие для режиссеров не слишком благодарное, и многие из них предпочитают

вообще не иметь дел с этой оперой, а если уж берутся за нее, то придумывают что-нибудь покруче, зачастую не имеющее даже и косвенного отношения к положенной Верди на музыку истории. Впрочем, в случае «Трубадура» это оказывается вполне оправданным, поскольку, ставя его строго по авторским предписаниям, почти невозможно достичь сколько-нибудь убедительных сценических результатов и не впасть в откровенную вампуку.

Но вот перед нами новая казанская постановка, наглядно демонстрирующая, что «Трубадур» может получиться сценически впечатляющим и в рамках заданной Верди парадигмы. Ее, эту постановку, никак не отнесешь к режиссерскому театру, и не режиссер здесь правит бал, однако этому последнему удалось добиться каких-то весьма существенных вещей. В том числе и благодаря сценографу, который многое определил в решении спектакля. Вообще же разговор в данном случае надо бы вести о триумвирате: дирижер Василий Валитов, сценограф Виктор Герасименко и режиссер Ефим Майзель. Именно в таком порядке.

Василий Валитов сумел приблизиться к чаемому идеалу звучания этой оперы настолько, насколько давно уже не удавалось практически никому из его коллег. Во внятной и четкой дирижерской интерпретации [нашлось место в одно и то же время и экстремальному накалу страстей, и почти что ювелирной отделке. (Валитов, кажется, внутренне проживает все коллизии вместе с героями оперы, не пропуская при этом ни одной детали и «добывая» из оркестра трепетное и выразительное звучание едва ли не в каждом подголоске или отыгрыше, не говоря уже об инструментальных соло. В этой насквозь и по преимуществу вокальной опере дирижер ощутимо повышает значимость оркестра, но не в ущерб вокальному началу. И если на первом спектакле порой случалось, что кто-либо из певцов не вполне вписывался в предложенную маэстро темпоритмическую сетку, то уже к третьему представлению всё было почти что безупречно.

Виктор Герасименко воздвиг на сцене крепостные стены, храм и много других атрибутов готического стиля, избежав при этом тяжеловесности: всё мобильно, легко передвигается и отнюдь не несет в себе «пыль веков». Большую роль играют световые и видео- проекции (компьютерную графику делал Даниил Герасименко, а свет - Айвар Салихов), также помогающие избежать нафталинного духа.

Режиссер Ефим Майзель в целом убедительно «обживает» всё это пространство. Он не корректирует сам сюжет (хоть и переносит действие в конец XIX столетия), но пытается и небезуспешно сделать менее абсурдными те или иные сценические ситуации, а главное - добиться максимального «правдоподобия чув-ствований» от артистов и свести к минимуму почти неизбежную в этой опере вам пучность. Наверное, разгуливающие по сцене призраки у многих вызовут улыбку, но вот идея явить зрителям в начале и в финале «живую картинку» сжигаемой на костре женщины, безусловно, усиливает эмоционал ьное воздействие спектакля, превращая картонные страсти-мордасти в реальные и ощутимые человеческие страдания.

Тосканини, помнится, говорил, что для того, чтобы приготовить «яичницу» под названием «Трубадур», необходимы в первую очередь четыре «яйца» - тенор, баритон, сопрано и меццо. Так вот в Казани с этим дело обстояло наилучшим образом. Честно говоря, уже и не припомню, когда последний раз в наших российских театрах доводилось слышать «Трубадура» со столь качественным составом, а практически даже с двумя, во многих отношениях почти равноценными. И речь отнюдь не о звездах первого ряда, широко известных и раскрученных. Для кого-то из участников премьерных спектаклей это вообще был российский дебют. Другие же постоянно сотрудничают с казанским театром. Например, оба Манрико -Георгий Ониани и Ахмед Агади - участвовали здесь и в предыдущей постановке «Трубадура» в 2007 году. Как и первая из нынешних Азучен Дина Хамзина из Астаны. Киевлянин Сергей Ковнир (Феррандо) вообще может считать казанский театр своим вторым местом работы: без его участия не обходится ни один Шаляпинский фестиваль и практически ни одна премьера.

Ониани отлично спел труднейшую партию Манрико, чувствуя себя в ней как рыба в воде. Это - настоящий вердиевский тенор, только вот в сценическом плане всегда несколько индифферентный. В этом смысле преимущество, несомненно, на стороне Агади, который, однако, был на сей раз не в лучшей своей вокальной форме.

Настоящим открытием стала Анна Принцева -Леонора (она училась в Петербурге, а завершила образование уже в Италии, где и началась ее карьера). Высокий лирический голос позволяет певице, с одной стороны, играючи справляться с бравурными фрагментами, требующими особой вокальной подвижности, и многочисленными фиоритурами, но при этом быть достаточно убедительной и в драматических эпизодах. Другая Леонора - москвичка Марина Нерабеева из Новой Оперы увереннее чувствовала себя именно в этих последних, демонстрируя сильный и яркий голос вкупе с прирожденным актерским нутром, но испытывала проблемы в верхнем регистре.

Открытием можно назвать и Эвеза Абдуллу - Ди Луна. Столь рафинированное и благородно-изысканное исполнение этой партии услышишь нечасто. У второго исполнителя, штатного солиста театра Юрия Ившина, всё было в порядке и с темпераментом, и с техническими трудностями он вполне справлялся, только вот пел почти исключительно в динамическом диапазоне между форте и фортиссимо, изрядно утомляя барабанные перепонки.

Дина Хамзина выросла в настоящего большого мастера. Из всех Азучен, каких доводилось слышать в последние годы, я бы уверенно поставил ее на первое место. Впрочем, весьма недурна в этой партии и достаточно еще молодая для нее Оксана Давыденко (представлявшая Казахский театр оперы и балета имени Абая). Конечно, это далеко еще не работа зрелого мастера, как у Хамзиной,- скорее серьезная заявка на будущее. Впрочем, многое у Давиденко уже и сегодня получается весьма впечатляюще.

Сергей Ковнир ярко и весомо подал партию Феррандо. Свои достоинства были и у второго ее исполнителя, казанского баса Айдара Нургаянова. , Словом, Казань уверенно держит марку российской «столицы итальянской оперы» и сдавать позиций отнюдь не собирается.